Общий труд для всех, общая жизнь рождает большую человеческую дружбу, чувство братства. Походы с ночевкой в лесу - дело совершенна особое, сближающее ребят сильно и ярко. Общее дело звена задание, требующее максимума знаний, находчивости, ловкости, чувство соревнования с другими звеньями, ночной лес, свой маленький костер, немного страха, много веселья, задушевные беседы, как у русских мальчишек "в ночном" - все это объединяет по-праздничному.

  Общий труд для всех, общая жизнь рождает большую человеческую дружбу, чувство братства. Походы с ночевкой в лесу - дело совершенна особое, сближающее ребят сильно и ярко. Общее дело звена задание, требующее максимума знаний, находчивости, ловкости, чувство соревнования с другими звеньями, ночной лес, свой маленький костер, немного страха, много веселья, задушевные беседы, как у русских мальчишек "в ночном" - все это объединяет по-праздничному.

  Так ощутил по-видимому один из новичков свой первый поход с ночевкой, окончившимся и неудачно и очень хорошо. От избытка усердия этот еще не разведчик сильно поранил руку топором, приготовляя для звеньевого костра дрова. И заплакал. В лагере? Четырнадцати лет от роду? Мужественный и бывалый мальчик? Это было странно для остальных. Но не боль вызвала слезы, а горькое сознание, что он "подвел" своим неумением все звено! Потому что вожак, исполненный чувства ответственности, решил раньше срока идти с ним в лагерь, плюнув на все задания: человек дороже!

  С какой-то мрачной и деловитой радостью, ощущая всю силу своей и звеновой жертвенности, тронутый до глубины души признанием новичка - товарища, вожак вернулся со своим звеном в лагерь раньше назначенного срока. И на это развязался крепкий узелок мальчишеского братства...

  Игра - это труд, соревнование, веселье. Но ночная игра в лесу несет на себе еще одну функцию - она сталкивает человека с природой, не дневной, прирученной, приглаженной и приспособленной к человеческим. нуждам, а со свободной, звериной, подчиняющейся совсем иным законам.

  Шла ночная игра. И инстинкт первобытного человека просыпался в ребятах без задержки. Первый закон - не хрустнуть веткой! Иначе пропадешь: враг незаметен, хитер, бесшумен.

  В лесу и на опушке стояла хрупкая тишина. То выплывала полная луна, то пряталась за облака, освещая застывший блеклый ландшафт. И вряд ли кто-нибудь смог поверить, что за стволами деревьев и за кустами таилось около двадцати жизнерадостных, энергичных непоседливых и шумливых ребят...

  Живая звериная тишина ночного черного леса, таинственная и жутковатая, встретила напряженно прислушивающихся ребят, которые смазанными силуэтами в обход, тоже бесшумно, и тоже по-звериному подкрадывались к засаде. Для одних ночной лес - защитник, для других - затаенный, полный неожиданностей, враг. И те и другие переживали "атавистические" эмоции своих пра-пра-предков.

  Жизнь шла веселая, напряженная, дружная, до краев заполненная трудом и учением. Почти не было ссор. Взаимное расположение - было душевным климатом лагеря. Лень - мать всех пороков - изгонялась ежеминутно и ежедневно.

  Можат быть эта дружеская полная различных энергий - физических и душевных, - атмосфера и привлекла Ханса. Это был хрупкий, небольшой юноша-немец, поселившийся невдалеке от лагеря в палатке. Часами он мог сидеть или стоять на своем посту, жадно присматриваясь к кипящей деятельности в лагере - вероятно, почти всегда для него непонятной. Его тянуло, как магнитом. Чужой-говор, непривычные взаимоотношения, дружеское расположенно к своим и чужим (когда на него натыкались, товарищески беседовали по-немецки, но всегда на ходу, по горло занятые своей жизнью), странные напевы молитв, подъем и спуск незнакомого разноцветного флага, дисциплинированность на линейке, мужественность мальчишек (избивших однажды немецких, попробовавших сунуться в венский лагерь) - все было необычно и увлекательно. Легкой сиротской тенью приближался он к вечернему костру, пристраивался где-нибудь с кем-нибудь рядом на бревне и, пристально глядя на то вспыхивающий, то притухающий огонь, слушал с необычайным вниманием незнакомые российские мелодии грустных и шуточных народных песен, боевых, раздольных солдатских, веселых и бодрых развдческих. Какие незнакомые необозримые земли, горы, моря. и реки мерещились ему иод красивое чужое пение?

  На лесной дороге часто стояли разодетые в праздничные одежды немцы - местные жители и курортники близлежащего городка. И они с необыкновенным любопытством приглядывались, прислушивались и подробно расспрашивали о русских детях, невольных представителях той страны, что грозной тучей нависла над миром. Ведь эти русские дети должны же быть похожими на тех русских детей, на то новое поколение, которое то ли предохранит мир от гибели, то ли сожжет его? И открытие лица, естественная приветливость и воспитанность этих русских по-видимому успокаивали их.

  В походах, когда звенья устраивались на ночлег к крестьянам, их встречали радушно, охотно, угощали фруктами и молоком и заботливо укладывали спать. И, конечно, расспрашивали о России. Кто знал, рассказывал долго и обстоятельно, какой хороший наш народ, как плоха власть, что страна богата и хочет мира, но Хрущев и другие...

  Они говорили о стране и народе, которого почти никто из них не знал и не видал, только хорошее: ведь они все крепко считают себя боковыми веточками этого великого и несчастного народа.

  В этом ознакомлении иностранцев с их Россией был особый смысл. Может быть, даже оправданность их будущего жизненного пути среди чужеземцев.

  Утренние и, особенно, вечерние молитвы на линейке или возле потухающего, тлеющего головешками костра сопровождались особым настроением. Старославянские слова, их древнее и удивительно родное звучание на фоне шумов леса и ручья, птичьих голосов и запахов трав, пелись тихими детскими голосами.

  Лицом к горе, покрытой густым лесом, освещенным то ли поднимающимся, то ли заходящем солнцем, без сутолоки, без назойливого городского шума, молились хорошо, открыто, всем сердцем, И казалось, Господь был совсем рядом, осенял склоненные головы широким крестным знаменем. Расходились по вечерам тихо, молчаливо, по утрам с лицами, на которых, сквозь все оживленное ожидание предстоящего дня проглядывала торжественная задумчивость пережитых в молитве минут. И начинался новый чистый день...

  А я все наблюдала с занозой в сердце. Мне виделся в этом лагере кусочек счищенной от зла и бед православной России, которую я никогда не видала на родине. Хорошо это или плохо? Надо так или иначе? Что им, таким вот, русским в самом глубоком смысле слова, детям предстоит в жизни?

  Прошла лагерная олимпиада, полная смеха, шуток, спортивных игр и соревнований. "Последний грек", открывая олимпиаду бежал с горы - Олимпа - с факелом в руках в лагерь.

Ребята начинали готовиться к "бегу" на третий, второй и первый разряд,к экзаменам на КДВ. Намечались маршруты в лесу на горе, в несколько километров, разбивались на "пункты". Там, как в западне, сидели юные экзаменаторы и задавали неожиданные и страшные вопросы, каждый по своему "предмету".

  Где-то разжигали одной спичкой костры из мокрых сучьев, где то требовали оказать первую помощь, кто-то кряхтя вязал мертвую петлю и рыбацкий узел, кто то по сигналам бело-красных флажков судорожно определял свой дальнейший маршрут, где то брели по дорожным знакам или по азимуту - словом наступило тревожное, полное ожиданий время.

  Мне досталась история и география. Спрашивать надо было строго. Крещение Руси, Рюрик, Дмитрий Донской, Александр Невский, Иоанн III, Грозный, Ермак, Смутное время, Минин и Пожарский, Хмельницкий, Петр и его дела - отдельные исторические эпохи нашего государства. Происхождение российского герба, флага, жизнь и легенду снятого Георгия, все это должны, были знать маленькие русские люди.